Тибетская и древнеегипетская «Книги мертвых» известны во всем мире. В японской культуре нет таких обширных и концентрированных собраний заупокойных текстов, если не считать корпуса погребальных песен в поэтической антологии «Манъёсю». Однако в Японии с древности существует мощная и разнообразная традиция, связанная с проблемой конечности человеческой жизни и ее инобытия.
Том 100. Смерть и священное в культурах Японии и Окинавы
Тибетская и древнеегипетская «Книги мертвых» известны во всем мире. В японской культуре нет таких обширных и концентрированных собраний заупокойных текстов, если не считать корпуса погребальных песен в поэтической антологии «Манъёсю». Однако в Японии с древности существует мощная и разнообразная традиция, связанная с проблемой конечности человеческой жизни и ее инобытия.
В Японии различные аспекты проблематики смерти активно исследуют представители многих научных направлений – археологи, историки, этнографы, культур-антропологи, философы, социологи, филологи, психологи и пр. На Западе в последнее время эта тема также привлекала внимание ученых-японоведов. И только в отечественной науке эта тема долго не удостаивалась специального исследования [1], если не считать книги о самоубийствах японских писателей и бесчисленных восторгов по поводу самурайского харакири. Между тем, игнорируя эту важную тему, которая, по мнению японских исследователей, в силу ее влиятельности и одновременно ее сокрытости, неявленности, составляет особую «антикультуру», невозможно адекватно понять культуру Японии во всей ее целостности.
На сайте «Загадочная Япония» начинается публикация фрагментов большой работы автора под названием «Японская книга мёртвых», в которую войдут материалы и исследования о представлениях японцев о смерти и Ином мире, по погребально-поминальной обрядности, культах мертвых и предков Японии и Окинавы. В данной публикации (Том 100) речь пойдет о ритуалах «обожествления» усопших, о трансформации «скверны» смерти в «священное» (предки и божества ками) в культурах Японии и Окинавы.
* * *

Погребально-поминальная обрядность и концепции священного (представления о предках и божествах) – как и вся традиционная культура Окинавы – «лежит на перекрестке» культур Японии, Китая, ЮВА и Океании и во многом сходна с древнеяпонской. Культура Окинавы еще в большей степени, чем Японии, - «культура изолята», сохранившая до последнего времени «законсервированные» культурные формы (особенно, погребальной обрядности) Тихоокеанского региона различных эпох. Поэтому изучение культуры Окинавы позволяет выявить малоизвестные, но важные факторы, характерные для всей общеяпонской культуры и культур Тихоокеанского региона.
I. ПРОБЛЕМА СМЕРТИ В КУЛЬТУРАХ ЯПОНИИ И ОКИНАВЫ
Известно, что в человеческой культуре отношение к усопшим, к самому явлению смерти амбивалентно. В традиционной японской культуре, особенно, в религиозно-идеологическом комплексе синтоизма, - и, как следствие, в части научного культурологического дискурса - присутствует феномен «табуирования смерти», «сегрегации мертвых». Многие исследователи сходятся в том, что самое важное обстоятельство - страх японцев перед смертью, но не перед ней самой, а перед ее ритуальной нечистотой
Внутреннее пространство погребального сооружения и посмертный статус покойника

Исследователями неоднократно отмечались консервативность и устойчивость погребального обряда в культуре разных народов. В силу своей традиционности погребальный обряд и связанные с ним верования являются самой информативной сферой для изучения представлений о человеке (Rosenblatt и др., 1976; Schroeder, 2001). Культурно-антропологические исследования показывают, что в погребально-поминальной обрядности символически выражены ценности, межличностные и социальные связи и культурные модели. Погребальный обряд отражает всю совокупность религиозных представлений народа. Питер Меткалф отмечает, что представления о смерти – это проблема универсального масштаба (Metcalf and Huntington, с.35). Отечественный специалист в области философской танатологии Т. В. Мордовцева указывает, что в любой культуре «культ мертвых выступает в качестве устойчивой социокультурной модели, в которой закрепляются представления о жизни, смерти и бессмертии, выраженные в специфических отношениях к мертвым» (Мордовцева, 2004, с. 88).
Некоторые исследователи истории и культуры Японии, например, А. Н. Мещеряков, также отмечают, что «для понимания психологического климата эпохи чрезвычайно большое значение имеют представления о рождении и смерти...» (Мещеряков, 1998, с.117). Видный японский исследователь культуры и религии Горай Сигэру прямо говорит, что «истоки японской религиозной культуры лежат в погребальной обрядности» (Горай, 1992, с.49).
II. РИТУАЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС ПОСМЕРТНОЙ ДЕИФИКАЦИИ НА ОКИНАВЕ
Погребально-поминальная обрядность Окинавы

Рассматриваемая форма ритуалов (случаи «чрезвычайной» смерти не рассматриваются) в основном сложилась к XIX в. и, во многом, сохранялась еще во 2-й половине XX в. Особо важно, то, что погребально-поминальная обрядность Окинавы сходна с древнеяпонской. Использованы данные полевых исследований автора (2002-2009 гг.).
В целом традиционная погребальная система Окинавы (примером может служить о. Хатэрума из самой южной группы о-вов Яэяма) схематично состоит из трех фаз: 1) гроб помещается в центр погребальной камеры гробницы. 2) через 3-5 лет – гроб открывают, кости моют и кладут в урну. 3) через 33 г. – кости укладывают у задней стенки гробницы. В соответствии с этим гробница обычно состоит из 3-х частей: в центре место оставляется свободным; урны с костями ставят по бокам, самые старые – назад, в глубину; на возвышении сзади или в отдельной секции «под прямыми углами к погребальной камере» есть место, где складываются кости из урн.
Традиционные искусственные погребальные сооружения (склепы) Окинавы имеют различный внешний вид [4], но внутренняя структура [5], в принципе, одинакова (подробнее с фото см. Baksheev, 2008).
Изменение положения останков во внутреннем пространстве погребального сооружения в идеале должно соответствовать изменению посмертного статуса покойника. До 49 дня (иногда до 1 года) после смерти усопшего называют «нынешний человек»: он еще не отделен от своей семьи и «ходит» от могилы к дому. В семье также еще сильно чувство, что усопший «еще живет с нами»: три раза в день ему подносят угощение. После 49 дня после смерти усопшего называют «предок» (букв. «родитель-человек»): он порвал связи с «этим миром» и стал человеком «того мира» (яп. госё:). Через несколько лет очищенные костные останки помещают в оссуарий и ставят на «среднюю ступень» «алтаря», а с годами переставляют на «верхнюю ступень». Через 33 года после смерти кости перекладывают из оссуариев в канавку («тот мир») и смешивают с другими останками. Теперь усопший теряет индивидуальность и становится анонимным коллективным предком.
Первичное захоронение

Итак, посмертное обращение с телом усопшего на Окинаве включает в себя первичное и вторичное захоронения. Первичное захоронение проводится сразу же после смерти: гроб с телом помещают в погребальное сооружение. Вторичное захоронение проводится через несколько лет после смерти: в то же погребальное сооружение ставят оссуарии с очищенными костными останками.
При первичном захоронении перед самым входом в склеп ставят фарфоровые чашки с клецками, рисовой водкой и чаем, курильницу. У погребального сооружения также оставляют одну временную поминальную табличку, а также обувь, посох, шляпу и накидку, что является символом странствия (пути) в иной мир (на самом покойнике белое «божественное одеяние»).
Усопший еще не стал «настоящим покойником». В то же время он уже и не «живой», что удостоверяется на 3-й день, когда проводится «обряд призывания души усопшего». До 49 дня (или до 1 года) после смерти усопшего называют «нынешний человек»: он еще не отделен от своей семьи и «ходит» от могилы к дому. У родственников также сильно чувство, что усопший «еще живет» с ними: три раза в день ему подносят угощение и у домашнего алтаря, и у склепа.
На Табл. 1. «Ритуальный процесс деификации усопшего на Окинаве» показано, что после первичного захоронения, означающего факт биологической смерти, статус «души» определяется как «Промежуточное состояние» (букв. «страдания»). Считается, что до 49-го дня после смерти, когда идет отделение костей от плоти, покойный «сильно мучается»; родные почти каждый день приходят на могилу; в этот период положение усопшего нестабильно: он еще не достиг иного мира и пока находится в переходном (промежуточном, лиминальном) состоянии.
Обряды 49-го дня

После 49-го дня после смерти усопшего называют «родитель-человек»: он порвал связи с «этим миром» и стал человеком «того мира». Согласно народной соматологии Окинавы (равно как и Кореи, и многих стран ЮВА), человек состоит из «души» и тела, которое, в свою очередь, слагается из плоти и костей; при этом плоть и кровь считаются унаследованными от матери, а кости являются символом «семени», воспринятым от отца. Считается, что отделение костей от плоти происходит на 49-й день. В это день у погребального сооружения проводится один из серии обрядов «отделения мертвых от живых». Шаманка «беседует» с усопшим и убеждает его душу навсегда уйти в иной мир.
На 49-й день поминальную табличку, а также обувь и другие предметы, оставленные у погребального сооружения, сжигают. Угощения теперь подносят не ежедневно, а только по особенным дням. Это значит, что усопший «прошел» длинный путь и достиг мира мертвых . На о-вах Мияко говорят, что по завершении обрядов 49-го дня усопший «становится божеством» (на главном о. Окинава, считается, что это происходит только через 33 года после смерти).
Вторичное захоронение и другие обряды

Через нечетное количество лет (3-5-7-9 и т.д.) или когда в погребальное сооружение вносят следующего усопшего, женщины-родственницы усопшего проводят экскарнацию (обряд «омывания костей» сэнкоцу): останки извлекают из склепа, очищают от плоти большими деревянными палочками, руками моют водой (иногда в море) или рисовой водкой, досуха обтирают тканью или бумагой, помещают в оссуарий и накрывают крышкой. Порядок укладки костей призван «восстановить» тело усопшего: в самом низу укладывают кости пальцев ног, а в поверх всех костей – череп. На крышке оссуария (изнутри) пишут имя покойного и дату смерти; сосуд ставят на среднюю ступень «алтаря», а с годами переставляют на верхнюю.
После этого обряда тело редуцируется до костей, служащих символом патрилинейности. На некоторых островах Окинавы уже обряд «омывания костей» переводит покойника в статус «божества» (яп. ками).
На Окинаве смерть означает не только разделение души и тела, но и костей и плоти. Освобождение от плоти очень важно для усопшего; до того он еще не стал «настоящим покойником» и все еще пребывает в промежуточном, (лиминальном) состоянии. Если в обряде «отделения мертвых от живых» на 49-й день в иной мир отправляется душа усопшего, то только после полного освобождения костей от плоти, душа и его «тело» (костные останки) совместно вновь воссоздают усопшего индивида.
Итак, на Окинаве в контексте погребально-поминальной обрядности плоть символизирует «жизнь», «женское» и «скверну»; кости – «смерть», «мужское» и «священное». Костные останки усопшего на Окинаве символизируют концепты личности и социальной идентичности (см. Tanaka, 1974; Tanaka, 1977; Baksheev, 2008).
Обряд «омывания костей» (сэнкоцу)
И на Окинаве, и в Японии после первичного обращения с телом в целом выделяется два типа отношений с костными останками: 1. Тело и кости оставляют без всякого внимания, как будто это действительно просто «безжизненные останки». В таком случае считается важным поклоняться только духу усопшего. 2. Из-за тесной связи между телом/ костями и духом духу поклоняются через посредство костных останков (но это не поклонение самим костям). Самой развитой формой такого подхода является обряд «омывания костей» (сэнкоцу) на Окинаве.
Южная граница обряда «омывания костей» в Японско-окинавском ареале – о-ва Яэяма и о.Тайвань, северная - о-ва Амами (на о.Танэгасима и о.Якусима сэнкоцу уже нет; есть только на о.Акусэки) Аналоги такого обряда широко распространены в континентальной и островной ЮВА, у ханьцев (китайцев) на о. Тайвань, в Южном Китае, в юго-западной части Корейского п-ова; он особенно сходен с обрядом «собрания костей» Китая и ханьцев о-ва Тайвань.
Для проведения обряда сэнкоцу лучше всего подходит время накануне «Праздника усопших» о-Бон, а именно т. н. праздник Танабата (7-е число 7-го месяца по лунному календарю), когда считается, что усопшие приходят с того света в мир людей. Обряд «омывания костей» - как похороны и другие «скорбные» обряды - обязательно начинают во время отлива («отлив осушает»), в то время как все «радостные» события (рождение, свадебные обряды) проводят во время прилива (Синтани, 1991, с. 265); жители придают этому такой магический смысл, что «скорбь» должна «убывать», а «радость» - «прибывать».
Примеры обряда «омывания костей»:
В старину (до внедрения гробниц китайского типа) существовал обычай двустадийного захоронения, который сохранялся до середины XX в. (например, на о. Кудака возле главного о. Окинава); согласно нему тело в гробу оставляли на берегу моря, затем кости мыли и в маленькой урне прятали в пещере или нише на морском берегу (Lebra, 1966, c.99).
Многочисленные этнографические данные XX в. по островам Окинавы говорят об обряде «омовения костей», когда тело оставляли на несколько лет в пещере, затем костные останки очищали и «священные кости», в которых пребывал дух усопшего складывали в кувшин и хоронили (Сахара, 1987, с.202).
Еще в конце XX в. на самых южных островах Окинавы (о. Тарама) после временного захоронения (от 1 года до 5 лет) в каменных гробницах, где тело лежит на платформе, останки извлекали, мыли и помещали в горшок, который опять ставили в гробницу (на главном о. Окинава кости могли сваливать в кучу в глубине гробницы).
В середине XX в. на островах Окинавы обряд «омывания костей» обычно проводили через 1-3 года после смерти. В обряде участвовали только ближайшие родственники; все плакали, женщины рыдали. В дворике гробницы все они, начиная с вдовы, очищали кости большими палочками. При неполном разложении использовали серп. После очистки костей их несколько раз мыли в местной рисовой водке (авамори). Очищенные кости в определенном порядке укладывали в урну, которую устанавливали в левой камере гробницы для постоянного захоронения. В конце обряда произносили молитву с извинениями перед покойником за то, что потревожили его прах (Lebra, 1966, c.200).
Как показывают этнографические данные, в Южной Корее практикуется обряд, аналогичный окинавскому: временно захороненные останки также извлекают из могилы через несколько лет и тщательно моют. После этого, во время вторичного (окончательного) погребения омытых костей шаманки (мудан) совершают «шаманский обряд омывания души покойного» (сикким кут). Шаманки, распевая песнопения, моют заместителя покойника в виде свернутой одежды или бумажной фигурки специальной водой и соломенным веником. Цель этого обряда - в очищении души покойного, чтобы она смогла легко и спокойно уйти в иной мир (Сакураи, 1989, с.142-44). Эти обряды отчетливо демонстрируют символическую связь между останками и душой усопшего.
В таком смысле нужно понимать и обряд «омывание костей» на Окинаве. По некоторым верованиям, до совершения этого обряда покойник делает могилу своим временным домом; он курсирует между «этим» и «тем» мирами. После обряда он впервые перебирается «на жительство» в «тот мир», что символизируется перемещением костей. Присоединение оссуария с очищенными костями к другим оссуариям с костями предков или перенесение его в другую могилу – «могилу предков» - означает, что покойник перемещается из могилы в «этом мире» в «тот мир». Считается, что в момент очищения костей от плоти, душа окончательно переносится в «тот мир». На местных диалектах название обряда сэнкоцу имеет смысл «облегчать», «очищать», «украшать»; местные жители говорили, что, пройдя этот обряд, «душа усопшего очищается» (Совет, 1989, с. 16). Хотя на практике при экскарнации останки часто приходится вручную очищать от остатков плоти, в идеале этот обряд означает обмывание полностью чистых костей. Местные жители считают, что, если на костях после первичного захоронения остается хоть немного плоти, усопший все еще сохраняет привязанность к этому миру и поэтому опасен. На некоторых островах в случае неполного разложения гроб с телом тут же ставят назад в склеп. До тех пор, пока плоть не разложилась, усопший пребывает в опасном состоянии скверны; только после обряда экскарнации все родственники чувствуют себя в безопасности; этот день считается «праздничным» (Сакаи, 1987, с. 70-71).
В Южной Корее «обряд омывания души покойного» бывает двух видов: 1). «мокрый», или «ближний» - сразу после смерти во время малого недельного траура; 2). «сухой» (в значении «высушенный после освобождения от плоти») при захоронении уже очищенных костных останков. По мнению японских специалистов по шаманизму, эти два вида обряда соответствуют двум типам обряда призыва и беседы с душой усопшего аракути-ёсэ и фурукути-ёсэ шаманок Японии (Сакураи, 1989, с.151), где такая традиция экскарнации («омывание костей») уже пресеклась, но два этапа шаманского обряда сохранили структуру двустадийной погребальной обрядности. В современной Японии в некоторых районах на 33-ю или 50-ю годовщину смерти, когда проводится последняя поминальная служба по покойному, его поминальную табличку, которая, в сущности, является «заместителем усопшего», редуцированным погребальным манекеном, бросают в реку. Участники обряда объясняют, что «дух покойного омывает свое тело и становится божеством».
Обряды 33-го года
На Окинаве через 33 года после смерти кости индивида перекладывают из оссуария в канавку («тот мир») и смешивают с останками других усопших; «душа поднимается на Небеса». Теперь он утрачивает свое имя и индивидуальность, становится анонимным родовым предком (33 года примерно соответствуют одному поколению) и называется «божеством» или «божеством-предком». Если же эти обряды не проведены, то усопший навсегда сохранит свою индивидуальность, и будет «жить» в могиле как «человек того мира».
Таким образом, внутри погребального сооружения останки проходят четыре стадии: 1) покойник в переходном состоянии; 2) покойник, «окончательно ставший мертвым»; 3) покойник, утративший кровь и плоть и ставший костями; 4) покойник, кости которого смешались с костями других и который утратил свою индивидуальность.
Обряды с поминальными табличками
На Окинаву поминальные таблички попали из Китая в XV в.; в XVII в. они распространились в среде знати, а в XVIII-XIX в. – в народе. 1) Сразу после смерти изготавливают две временные таблички, на которых пишут имя усопшего. Одну из них устанавливают в домашнем алтаре предков, вторую – у погребального сооружения (стадия «бродячий мертвец»). 2) На 49-й день в домашнем алтаре устанавливают единственную постоянную табличку (стадия индивидуального предка). 3) После 33-го года с таблички стирают имя покойного или ее сжигают – индивид исчезает из памяти потомков (стадия анонимного предка).
Таким образом, на Окинаве изменение положения поминальной таблички на домашнем алтаре, как и изменение положения останков в склепе соответствует изменению посмертного статуса покойника. Во всех качествах (останки, табличка, статус) усопший проходит три фазы: новоумерший (букв. «нынешний человек», яп. има-но хито), индивидуальный «предок» (букв. «родитель-человек», яп. ояхито) и анонимное «божество-предок» (оягами).
Принципиальное различие между 2-й и 3-й стадиями в том, что обряды для индивидуального предка – это семейный и родовой «культ мертвых», а обряды для анонимного предка – это общинные аграрные ритуалы всей деревни или острова.
Типы посмертной деификации на Окинаве
Большое разнообразие погребально-поминальной обрядности на островах Окинавы отражает формы, которые складывались в разные эпохи. Усопший становится «божеством»: 1) Cразу после первичного захоронения; никакие обряды больше не проводятся (самая архаичная форма). 2) Когда в облике усопшего происходят коренные изменения (отделение костей от плоти; 49-й день). 3) Когда плоть полностью исчезает (экскарнация). 4) На 33-й год после смерти (влияние буддизма). 5) Через семь поколений.
III. СМЕРТЬ, СКВЕРНА И СВЯЩЕННОЕ
Кремация и ингумация как культурно-исторические категории
(оставление или выбрасывание тела в горах или другой безлюдной местности) и ингумация (погребение в земле). При этом наземное захоронение было особенно распространено среди простого народа, а у знати оно имело вид временного выставления тела усопшего (предварительного «захоронения», называвшегося могари), за которым следовало постоянное захоронение - погребение в земле (см. Elisseeff, 1973; Imamura,1996; Эсака, 1983; Деревянко, 1986).
Итак, кремация и ингумация выступают в Японии как культурно-исторические категории. В начальный период после проникновения в Японию буддизма только небольшое количество рядового населения подвергались кремации; одновременно сохранялась практика ингумации. При этом у большинства населения по-прежнему практиковалось оставление тел усопших под открытым небом (вплоть до начала XIV в.). Кремация в Японии вначале получила распространение в среде переселенцев с континента, буддийского монашества, а также аристократии. Затем, с распространением буддизма в народных массах, «воздушное захоронение» постепенно было почти полностью вытеснено, а практика ингумации сохранялась в некоторых местностях Японии до последнего времени.
Распространение обряда кремации на раннем этапе в Японии (VI-X вв.) отчетливо демонстрирует культурно-антропологические особенности ее культуры (в соматическом плане - по отношению к телу). В Японии к мертвому телу относились как к великой скверне, что особенно культивировалось складывающимся синтоистским культом; вследствие этого сама идея кремации, в целом, была воспринята в Японии относительно легко. Так традиционные японские представления, что экскарнация (освобождение тела от тканей) означает очищение от скверны смерти и т.н. «культ костей» ускорили процесс восприятия обычая кремации и стали основой для усвоения этого обычая.
«Культ костей» и культ предков
на Окинаве судьба тела становится моделью судьбы души; статус души покойника и его посмертный статус являются отражением состояния его останков. При первичном захоронении, когда тело находится в могиле, – это «дух мертвеца» и «покойник-человек»; при вторичном захоронении (т.е. после перезахоронения), когда очищенные костные останки помещают в оссуарий – это уже «дух индивидуального предка» и «предок-человек». А когда кости выкладывают из оссуариев и смешивают с другими останками – это «дух коллективного предка» и «нечеловек – первопредок или божество». Таким образом, тело и останки, которыми манипулируют в процессе двустадийной погребальной обрядности (т.е. при перезахоронениях), выступают символами культурной системы Окинавы.
Многие японские исследователи погребально-поминальной обрядности, этнографы и историки культуры указывают на «культ костей» как на важнейший фактор в формировании не только представлений японцев о смерти и посмертном существовании, но и всей культуры Японии (см. Бакшеев 2005 а, б). При практике предварительного захоронения могари, которая существовала в Японии с древности, сложились верования о том, что в «погребальных домах» мертвец «сбрасывал» оскверненную плоть, т.е. что они - место, где родственники, сокрывшиеся там на время траура, ждут экскарнации=очищения от скверны смерти. Процесс экскарнации был также стабилизацией души покойника, а очищенные кости становились ее вместилищем.
«Культ костей» - культ хранения кремированных костных останков в буддийских храмах в средневековой Японии - не был почитанием самих останков. Кости являлись вместилищем для «переноса духа» из нечистого трупа или же «священной субстанцией» для совершения обрядов упокоения души усопшего. Они, как и ветки вечнозеленых растений, также служили вместилищем божества. Таким образом, «культ костей» был еще одним выражением культа предков.
Оборотной стороной таких верований было сложившиеся представления о том, что если в нечистом трупе содержится оскверненная смертью душа покойника, то в костях, прошедших процесс разложения и освобождения от плоти, пребывает очищенный дух предка. «Неразрушимые» кости, в которые тело усопшего «сконденсировано» до максимальной степени, стали объектом обрядов в качестве амулета, который символизирует переход невидимой сущности («духа») от скверны к сакральной чистоте (Yamaori, 2004).
Места захоронений как святилища («священные рощи»)
В Японии (о. Хонсю) в т. н. «системе двух могил» могилы-захоронения использовались для приношений духам новоумерших, а мемориальные могилы - для отправления культа предков. На местах проведения поминально-мемориальных церемоний могли устанавливаться буддийский храмик или пагода, а если этот местность не попала под влияние буддизма, - маленькое святилище. Еще раньше на таких местах высаживались деревья, чтобы образовать рощу, которая потом становилась святилищем (мори – «священная роща»). Под влиянием буддизма широко распространились верования в то, что, когда заканчивалась серия поминальных служб на 33 или 50-ю годовщину смерти, духи мертвых становятся богами-хранителями (сю:го:син). Во многих местах они считались конкретными божествами усадьбы и почитались недалеко от дома с устройством святилища (Mogami, с.177). На Окинаве, где влияние буддизма было минимальным, до сих пор сохраняются как домашние святилища, где почитаются божества усадьбы (во дворе усадьбы), так и святилища, где почитаются боги-предки одной большой семьи или рода (рядом с усадьбой) Японии в древности - до появления мемориальных могил - божества-хранители почитались на том же священном участке, где и души мертвых, которые со временем прошли очищение (там же, с.178). В этой связи уместно привести гипотезу авторитетного исследователя Накамацу Ясю о том, что святилища утаки Окинавы – восходят к древним местам «воздушного захоронения» (см. Накамацу, 1979). С учетом того, что утаки - это эквивалент древнеяпонского святилища мори («священная роща»), существенно то, что различные типы подобных святилищ продолжают существовать, как в пределах синтоистских храмов, так и в многочисленных местных народных культах «священных рощ» (мори/морияма), сохранившихся до сих пор в различных регионах Японии в таких святилищах также обнаружены останки людей.
* * *
В европейской традиции принято считать, что всякая культура основывается на системе фундаментальных оппозиций типа «мирское»/«священное». В японской культурологии разработана тернарная (троичная) базовая структура японской культуры: «мирское» (кэ) – «священное» (харэ) – «скверна» (кэгарэ) (см. Namihira, 1977).
Для японской культуры принцип ритуальной «чистоты»/«нечистоты», т.е. оппозиция «скверна»/«священное», оказывается гораздо важнее, чем «мирское»/«священное». Так, этнографы отмечают, что «в системе верований народа концепция кэгарэ преобладает над концепциями кэ и харэ… Объекту почитания не поклоняются, когда он находится в нормальном, обыденном состоянии (кэ), а подношения и молитвы обращаются к нему, когда он в ненормальном состоянии (кэгарэ). Целью религиозной деятельности является перевод священного объекта из состояния кэгарэ в состояние харэ или кэ» (там же, c. 187). Эта фундаментальная модель была зафиксирована уже в ранних японских мифах Поминальные обряды по усопшему в Японии традиционно считались обладающими действием очищения от скверны (кэгарэ) смерти. По мере того, как дух покойника получает от своих живых потомков поминальные обряды, он постепенно очищается. Степень его нечистоты символизируется положением поминальной таблички на буддийском алтаре: таблички умерших давно помещаются выше, чем новоумерших; они передвигаются все выше и выше с каждой службой.
Итак, в японской культуре важнейшей является не оппозиция «мирское»/«священное», а оппозиция «скверна»/«священное», т.е. принцип ритуальной «чистоты»/«нечистоты». В процессе погребально-поминальной обрядности скверна смерти физически устраняется, ритуально преобразовывается и «переформулируется» в образы, символы и понятия «священного» (предки и божества); погребально-поминальная обрядность тем самым выступает реальной культурной моделью трансформации «скверны» в «священное».
Тело и останки, которыми манипулируют в процессе двустадийной погребальной обрядности (при перезахоронениях), служат символами культурных систем Японии и Окинавы: судьба тела становится моделью судьбы души. Японцы и окинавцы сознательно использовали фактор исчезновения плоти, благодаря чему души усопших освобождались от скверны смерти. Как отмечалось, костные останки усопшего как на Окинаве, так и в Японии символизируют концепты личности и социальной идентичности.
Религиозно-идеологический комплекс синтоизма, который часто отождествляется со всей японской культурой, налагает табу на смерть, и тем самым она выводится из культурного контекста. На самом же деле, в японской культуре, как и в других культурах, смерть является источником сакрального.